Глава 1.
Чукотка 1994 год от одной знаменательной даты.
Зима охотно принимает жертвы. Особенно в такие моменты как сейчас: вечером, в буран, при затянутом серыми тучами небе. Оно бросалось обидными земле мелкими градинами. Ветер уже давно оглушил плетущегося из последних сил путника и теперь ничего для него не представлял. Обмороженные распухшие руки тщетно спасались от холода подмышками, а побагровевшее лицо было упрямо наклонено к белому одеялу. Благо снег в этом месте лежал не слишком толстым слоем, всего то по щиколотку. Путник, практически вслепую плелся мимо редких елей, и его то и дело качало из стороны в сторону бушующим ветрюганищем. Глаза не имели права не то, что слезится, а даже полностью открываться – иначе можно было навеки ослепнуть. Последние силы покидали его, а ветер все больше сметал чувство равновесия. И вот, наконец, мир вокруг перевернулся в голове у путника, и тот, как подстреленный, рухнул в обжигающий лицо снежный покров.
Север Италии 72 год до н. э. *
Еще никогда звезды не были для него столь прекрасными и яркими. Может это потому, что они представали для многих расположившихся рядом мужчин последним зрелищем? Мириадами раскинулись небесные светлячки, пугая и чаруя своим бесчисленным богатством, своею всепоглощающей бездною они засасывали всяк представшего пред ними. По сравнению с могуществом ночного неба, человек был всего лишь ничтожной песчинкой, жадно борющейся за свою еще более ничтожную шкуру. И таких песчинок собралось не много ни мало восемьдесят тысяч. И ждали они одного – рассвета. Времени, когда небесные боги скроются из виду, все кроме Гелия. Мча свою пылающую, огненную колесницу по небосклону, он будет жадно разбрасывать утренние лучи, а те в свою очередь оповестят мир о приходе нового дня, дня в котором прольется немало крови.
Уже не виден мир, каким он был, уже нет ни далекого Рима, ни таких родных, для каждого своих, земель. Если так не было для ста двадцати тысяч выделенных сенатом Марку Крассу людей, то уж точно это чувство испытывали те восемь десятков тысяч бывших рабов, слуг и гладиаторов, державших свои мечи, которыми многие на спех успели научиться орудовать, под знаменем Спартака.
- Боишься? – Будто муху, прихлопывая на плече брата по оружию, молвил солдат.
- Не знаю, не знаю… Я не боюсь, я в растерянности! – Пролепетал человек лет тридцати, продолжая, выпятив грудь вперед смотреть на звезды, раскинувшиеся сегодня до самого горизонта.
- Ты же знаешь, что тут среди нас тысячи людей, всегда готовых подставить свое плечо…
- Нет, - оборвал его новоявленный звездочет, - я не об этом. Вам я доверяю, наверно даже больше чем себе. Но вот Спартак…
- Он вел нас к победе все это время, он отличный лидер. В чем же твое сомнение?
- Да, ты прав, Спартак отличный лидер. Но даже у таких людей, что прочнее дамасской стали, тоже есть слабые места.
Товарищ "звездочета" только сделал искренне недоуменное выражение лица, не найдя даже слов для выражения своего удивления.
- Помнишь, как он пошел на переговоры с Крассом?
- Та толстая крыса? Как же я мог забыть?
- У Спартака есть любимая женщина. И до меня дошли слухи, что Марк предлагал ее руку и земли в обмен на наши жизни. – Уловив суровый взгляд своего собеседника, он поспешил продолжить. – Нет, я не хочу сказать, что Спартак сдался. Но ты подумай, он ведь тоже человек и кто знает, может быть завтра мы, обогнув римлян, двинемся в удобно расставленную ловушку! Да, ты, как и тысячи других будут верны Спартаку до конца.
Хоть ты и германец, все же ты не пошел за Эномаем, когда тот предал нашего командира.
Собеседник, пару раз тяжело вздохнул и, не отводя взгляда, ответил:
- Я скорее галл, но это не важно. Я верю Спартаку, а твои речи начинают меня пугать. Повремени со своими выводами, а то ненароком кто услышит из недоброжелателей и эта война окончится для тебя гораздо раньше. – Сказав это, германец отвернулся и с недовольным выражением лица убрался на ночлег. А его товарищ гречанин так и остался смотреть на звезды и думать практически до конца ночи.
* Великодушно прошу прощения у уважаемого читателя, за неверно названную дату. Современные данные оказались ошибочными, да еще и дотированными от н.э., а настоящей точной даты я, увы, не помню. Как это не прискорбно, но мне пришлось поставить примерный год.
Глава 2.
Чукотка 1994 год от все той же знаменательной даты.
Открыв глаза, Макс увидел перед собой матерчатый потолок. В нос моментально ударил резкий специфический запах так, что он даже вздрогнул от неожиданности. Тут же и отразилась гримасой на лице жгучая боль в конечностях. Молодого парня будто кололи тысячами иголок неустанные и невидимые маленькие палачи. Затем до слуха Макса донеслось потрескивание костра, и разум дал понять, что он находится в каком то шалаше, а скорее юрте. Боль не прекращалась, но притупил ее внезапный голос, какого то пожилого мужчины.
- Не волнуйся за свое здоровье, мальчик. Я и не таких к жизни возвращал.
Макс повернул голову на доносившийся голос и помутневшим зрением увидел сначала яркий, неприродный костерок, а затем и смог разглядеть старика сидевшего позади огня.
Клубы дыма вздымались от костерка к потолку и исчезали в непроглядной темени маленького отверстия служившего дымоходом в просторной юрте. Макс слыхал про шаманов севера немало, рыскал в каждом фолианте, в каждой книжечке, да что там, даже в каждой брошюре. Глотал любую информацию, что попадалась под руку, и как оказалось - не зря. Суровый северный климат чуть не сгубил его, однако же, то ли знания, то ли само провидение вывело молодого загнанного зверя к последней своей спасительной лучине.
И вот, возможно, теперь эта последняя надежда усталого путника сидит сейчас перед ним. Облаченный в серые лохмотья, а возможно и традиционные для шаманов одежды, обвешанный и замотанный мехами старец затягивал тихий, едва различимый вой, служивший, видимо, какому то неведомому ритуалу.
- Духи не сказали мне конкретно, зачем ты приехал, но я догадываюсь. – Обратив полный внимания взор к Максу, начал шаман, когда ритуал уже, по-видимому, был закончен. - Не поведаешь ли мне, мальчик, что вынудило тебя пуститься в столь опасное путешествие?
- Я все вам расскажу… хотя бы за то, что спасли мою жизнь. Но разрешите узнать, вы ли шаман… - но старик не дал ему договорить, видимо опасаясь, что тот назовет его имя.
- Да это я! – Затарахтел шаман. - Мы с тобой тут не одни и я бы не хотел, что бы ты произносил мое имя в слух.
- Тогда, раз это вы, я тем более должен вам все поведать.
- Не сомневаюсь. – Улыбнулся старик.
Север Италии 72 год до н.э.
Грек очнулся утром на удивление бодрый. Несмотря на бессонную ночь каждая мышца в его теле, а главное духовное состояние были готовы к бою как нельзя лучше. Вся армия Спартака, все восемьдесят тысяч воинов готовились к решающей схватке. Многие из них даже не подозревали сколь многочисленен и силен противник, однако абсолютно все собирались сегодня в очередной раз отстаивать свое право на свободу.
Гелий бежал по своему обычному пути, и уже давно миновав зенит, клонился в сторону далекого бескрайнего океана. А под ним с шумом вырывали клочки друг у друга две противоположные армии. Войско Спартака уже понесло огромные потери, правый фланг был смят подчистую, а левый, в котором сражался грек, держался из последних сил. Даже ему, бившемуся далеко от основных сил римлян, было ясно, что беглым рабам долго не продержаться.
Легионы Красса же упорно теснили противника. Сто двадцать тысяч ветеранов и знатных чиновников четко и слаженно работали во славу Империи. Немногие знали, что битва была уже не столь значимой. Все решили события, произошедшие несколько ранее, когда от них отделился Эномай с львиной долей сил, тогда, когда воины Спартака вынудили своего вождя вести их на Рим. Опьяненные победами они не знали, что роют себе могилу, не сходя с места. Спартак это знал и, тем не менее, пойти против своих он не мог. Он не мог вынудить их слепо следовать его приказам, иначе бы, как ему казалось, войско перестало бы признавать его авторитета. Мучительно больно было Спартаку в эти дни, в эти недели. Ему угрожал Рим, его толкали в спину свои же люди с безумными глазами, жаждущими крови Римской знати. Ненависть к чиновникам, к своим бывшим хозяевам, угнетателям затуманила разум войска. Как бешеный пес оно мчалось на своего врага, не веря в то, что враг, может быть и будет, гораздо сильней. Даже если бы Спартак отразил эту атаку, даже если бы он не понес в этом бою ощутимых потерь, ему было, уж ни как не справится с еще ста двадцатью тысячами ветеранов войны с Испанией, которых вел за собой Помпей Великий, почти бог для многих граждан Империи. Невежество воинов армии Спартака, казалось, не знало границ, за исключением приближенных к нему людей, все надеялись взять столь ничтожным войском столицу, перебить триста тысяч охранявших город легионеров. В планах же фракийца Спартака было, миновав горы распустить войско на родные земли, а затем, вновь собрав посвежевшие и значительно наросшие силы, только думать о взятии Рима. Там в родной Фракии он найдет немало людей готовых выступить против Рима, так же как и другие его люди найдут союзников у себя на родинах.
Уроженец далекой Греции, которая теперь уже была одной из Римских провинций, он сражался, и сердце его наполнял страх от безысходности. Ноги вот-вот готовы были бросить грека наутек. Но что-то еще держало его и заставляло биться вместе со всеми в сжимающемся, словно тисками, левом фланге армии Спартака. Он не знал, что где-то там, в центре их рядов с воем пробивается сам Спартак, круша римлян как штормовой ветер и призывая выйти к нему Марка Красса.
Но тут внимание грека привлек лидер их левого фланга Крикс, который разъяренный с лицом на котором была кровь и слезы, с лицом искаженным тысячами неведомых простому человеку эмоций, вскочил повыше на коня, а затем, разогнавшись с разрушительной силой целой скалы, бросился в гущу противника. Крикс все время был самым верным и преданным другом Спартака, и сейчас отступление было для него просто невозможно. Он выбрал смерть; смерть, как подобает герою, унеся с собой в лету нескольких центурионов.
